катер и с шумом перехлестнула через борт. Катер накренился, заметно осел кормой и, сделав зигзаг, снова вернулся на курс. Цесарский испуганно оглянулся.
— Вычерпывай скорей! Захлестнет нас!
Таня схватила тяжелый ковш и взялась за работу. Но не успела она вычерпать и половину набравшейся в катер воды, как ударила новая волна. Не обращая внимания на пронизывающий ветер и ледяную воду, Таня черпала и черпала ковшом. От холода и усталости руки стали словно чужими — тяжелыми и непослушными.
— Женя, далеко еще до берега? — жалобно спросила она, с трудом пытаясь уложить в гнездо выпавший оттуда тяжелый аварийный топор.
— Если бы одни, так давно бы на берегу были, — отрывисто, со злобой отозвался Цесарский. — Эта шаланда угробит нас. Ей-то ничего не сделается. Черт меня дернул полезть в этот рейс.
— Женя!
— Что, Женя? Что, Женя? Видишь, вон заряд идет, если не успеем удрать от него, нам придется хлебнуть воды из-за этой шаланды.
— Но там же люди, как ты можешь так?
— Знаю, что люди. Я тоже человек. Могли бы и сами на веслах добраться, а теперь и мы из-за них рискуем.
Замелькали первые крупные снежинки, и через минуту все вокруг скрылось в непроницаемой снежной пелене. В наступившей темноте взвыл ветер и глухо зарокотало море.
— Женя, мне страшно! — воскликнула Таня и прижалась к его спине. Но Цесарский вдруг приподнялся, резко шатнулся в сторону и быстро закрутил штурвал. Катер медленно покатился влево, и в тот же миг Таня увидела, как рядом с бортом катера неторопливо проплыла вся изъеденная водой тяжелая зеленоватая льдина. Цесарский оглянулся на Таню и зло прохрипел:
— Видела? Вот тебе и люди твои. Напоролись бы на нее, и капут сразу.
Неожиданно, словно схваченное чьей-то могучей рукой, суденышко замерло на месте, низко осев кормой. Тонко взвыл мотор, что-то с треском лопнуло, и катер стремительно бросился вперед, зарываясь носом в воду. Волна тяжело опрокинулась на ветровое стекло, и катер до половины наполнился водой. Мотор чихнул несколько раз, а затем заглох. С кормы беспомощно свисал обрывок буксира. В наступившей тишине лишь жестко хлестал по стеклу снежный заряд.
Перепуганная Таня без устали вычерпывала воду. Цесарский несколько мгновений сидел, дико озираясь, затем схватил пожарное ведро и бросился помогать Тане. Хрипло дыша, он непрерывно бормотал:
— Говорил, не надо было идти… Черт бы их всех побрал!.. Конец теперь…
Таня с недоумением посмотрела на его побелевшее лицо, трясущиеся губы и тревожно спросила:
— Что с тобой, Женя? Что ты говоришь?
Цесарский вдруг выпрямился, бросил ведро на дно катера и истерически закричал:
— Из-за паршивых мешков с мукой я пропадать должен, да? Я еще жить хочу, понятно вам или нет?
Он рухнул на дно катера прямо в ледяную воду и закрыл лицо руками.
Страх охватил Таню. Она бросилась к Цесарскому и, силясь разнять его руки, плача и целуя его, торопливо и несвязно уговаривала:
— Женечка, милый, возьми себя в руки! Ну! Будь же мужчиной, Женя! Я всю воду сейчас вычерпаю, ты только мотор, мотор чини, Женя. Ты слышишь, мотор скорее чини, ведь потонем мы! И они потонут!
Цесарский медленно поднял голову и вяло спросил:
— Кто… они?
— Да ребята же! Ведь шлюпку оторвало!
— А-а… — равнодушно протянул Цесарский и снова опустил голову.
Но Таня энергично тормошила Цесарского. То ласково уговаривая, то угрожая, она заставила его подняться. Цесарский с трудом перелез через сиденье и начал ковыряться в моторе.
В белом мраке, тяжко гудело встревоженное море, и черные волны били беспомощное суденышко. Но Тане некогда было смотреть вокруг. Она без устали работала черпаком и что-то громко кричала, стараясь подбодрить струсившего не на шутку механика.
Вдруг мотор слабо фыркнул и ровно загудел. Цесарский вцепился в штурвал, развернул катер по ходу волны и дал полный вперед. Там, куда катились волны, должна была быть земля.
Таня оторопело взглянула на парня и схватила его за плечо.
— Ты куда правишь? А шлюпка? Там люди остались!
Цесарский резким движением сбросил с плеча ее руку:
— Черта с два теперь меня обратно погонишь! Хватит, я еще не сошел с ума! Пусть сами добираются!
О борт тяжело ударила волна. Катер сильно качнуло, и Таня, неловко взмахнув руками, свалилась на самое дно катера. Падая, она увидела далеко впереди тусклые огоньки зимовки. Цесарский обрадованно воскликнул:
— Берег! Берег виден!
Стоя на коленях, Таня горько зарыдала.
— Подлый ты трус! Там же люди тонут!
Но Цесарский, искоса взглядывая на девушку, бормотал:
— Ничего, Танюша, нам бы только до берега добраться. Там нам помогут. А шлюпку найдут, не беспокойся…
По днищу катера перекатывался тяжелый топор, вырвавшийся из гнезда. Топорище больно задело Таню по руке.
Несколько секунд она бессмысленно смотрела на топор, будто силясь что-то понять. И вдруг схватила его, и со всей силой ударила по бортовой доске.
Цесарский мгновенно обернулся. Ужас отразился на его лице.
— Что ты делаешь? Сумасшедшая! — Он бросил штурвал и кинулся к Тане.
Таня поднялась ему навстречу. Не помня себя от ярости, она занесла топор над головой:
— Не подходи!
В ее глазах была такая решимость, что Цесарский в страхе попятился назад.
— Ты что задумала, дура? — испуганно кричал он, не сводя глаз с топора. — Брось топор, слышишь?
Но Таня не слушала его. Тяжелым взглядом она отчужденно смотрела на Цесарского:
— Я разобью катер, если ты сейчас же не повернешь в море. Понял меня?
— Понял, понял, — с готовностью закивал тот. — Убери топор. — Он торопливо вернулся к штурвалу и развернул судно навстречу шторму.
Таня устало опустилась на банку и, не выпуская из
